Научно–исследовательская и методическая работа педагогов–теоретиков Московской консерватории в советские годы развивалась вместе со всем советским музыкознанием.

Первые оригинальные теоретические труды создавались музыковедами старшего поколения, воспитанными ещё в дореволюционное время и осуществлявшими прямую преемственную связь с классическим периодом отечественного музыкознания. К числу этих работ принадлежали: исследование А. Д. Кастальского «Особенности народно–русской музыкальной системы» (М.–П., 1923); «Теоретический курс гармонии» в двух частях (М., 1924–1925) и «Музыкальная форма» в двух частях (М., 1934–1935) Г. Л. Катуара; труды по теории метротектонизма и «Курс контрапункта строгого письма в ладах» (М., 1930) Г. Э. Конюса. Плод теоретической мысли и наблюдений, накопившихся ещё в годы до Октябрьской революции, работы Кастальского, Катуара, Конюса несли в себе положения, нашедшие развитие и критику в трудах следующего поколения советских теоретиков.

Новые веяния в музыкально–теоретической работе московских музыковедов стали сказываться уже в 20-х годах, когда перед советским искусством и музыкальной наукой встали новые задачи. В учебный план Московской консерватории по музыковедческой специальности был введён курс мелодики и курс современной (так называемой «третьей») гармонии.

Курс мелодики читал И. П. Шишов, который опубликовал и большую теоретическую статью, явившуюся первой работой по этому вопросу в советском теоретическом музыкознании. Мелодия всегда признавалась у нас ведущим элементом музыкального языка, через мелодию проникало в музыку и народное начало, а потому введение курса мелодики в советской консерватории было закономерным. Сколь бы недостаточным по содержанию ни представлялся теперь, спустя 35–40 лет, этот курс, но он характеризует прогрессивность теоретической мысли в советском музыкознании 20-х годов. Подлинно научные успехи в этой области достигнуты в дальнейшем, но в известной мере они преемственно связаны с курсом И. П. Шишова.

По курсу современной гармонии не было публикаций, которые дали бы возможность подробно оценить его. <>

Быть ближе к жизни, к современности — такое стремление ясно сквозит в учебных планах и программах по теоретическим дисциплинам уже в середине 20-х годов. Правда, это стремление проявлялось ещё довольно односторонне.

Результаты перестройки сказались прежде всего на содержании таких консерваторских курсов, как гармония, полифония и анализ музыкальных произведений. Впервые они были переведены на систему лекций и сопутствовавших им  индивидуальных практических занятий. Лекции читались И. В. Способиным (гармония), С. С. Скребковым (полифония), Л. А. Мазелем, И. Я. Рыжкиным, В. А. Цуккерманом (анализ музыкальных произведений).

Важнейшей стороной новых теоретический курсов был их историзм. Ранее других это сказалось на курсах гармонии и анализа и впоследствии распространилось на курсы полифонии и инструментовки.<>

Гармония как учебная дисциплина и как научная проблема неизменно занимает главнейшее место в работе кафедры теории музыки.<>

В работе по полифонии Московская консерватория имеет традиции и в области преподавания, и в исследовании. Основоположников их был С. И. Танеев, автор  «Подвижного контрапункта» и «Учения о каноне». Танеевская школа теории полифонии до сих пор является ведущей, хотя непосредственных учеников Танеева среди педагогов–теоретиков Московской консерватории уже не осталось.<>

Конец 20-х — начало 30-х годов принесли с собой некоторые «реформы» и в курсе полифонии. Под воздействием «левых» идей полифония одно время была слита с гармонией и основной задачей соединенного курса была выработка голосоведения. Метод так называемого «историко–теоретического комплекса» вовсе лишал возможности сколько-нибудь углублённо заниматься полифонией как теоретической дисциплиной и практическими работами по овладению полифонической композицией...

Теоретические кафедры Московской консерватории с первых шагов своей деятельности известную долю внимания уделяли проблемам полифонии. В предвоенные годы это были работы научно–методического характера, впоследствии кафедральная работа сосредоточивалась в трудах общетеоретического и исторического содержания. В развитии советского музыкознания они сыграли немалую роль.

В трудах теоретиков московской школы освещаются проблемы русской народно–подголосочной полифонии; разрабатывается теория классического искусства полифонии; большое внимание уделяется также истории полифонии. К числу таких трудов относятся работы С. В. Евсеева, С. С. Скребкова, С. С. Богатырёва.<>

Из московских теоретиков в деле развития теории русского народного многоголосия и внедрения его в педагогическую практику особенно много сделал С. В. Евсеев. Ещё в конце 30-х годов он выступал с открытыми докладами на эту тему, обобщая в них свой опыт ведения занятий по народной гармонии и полифонии. Пособие «Народная русская полифония», изданное посмертно (М., 1960), примыкающие к нему исследования о классических сборниках народных песен, статья «Танеев и народная песня» (сборник «Памяти С. И. Танеева». М., 1947) — все они свидетельствуют об увлечённости С. В. Евсеева любимой темой. Книга «Народная русская полифония» адресована изучающему полифонию и содержит не только теоретические положения, но и задания для практических упражнений. За анализом обработок Лядова или Танеева встает важная историческая проблема: русские классики и народная песня. Эта проблема решается Евсеевым творчески, на высокохудожественном материале и поучительных образцах.

Труды С. С. Скребкова в области полифонии открываются его пособием «Полифонический анализ» (М., 1940), очень ценным по методологическим и методическим установкам и конкретному их воплощению. Это пособие сыграло большую роль во внедрении разнообразной художественной литературы в практику учебных занятий по полифонии. До сих пор оно остаётся настольной книгой педагога–полифониста во всех советских консерваториях.<>

Курс полифонии, таким образом, ещё с довоенных лет опирался не только на классику и советскую творческую практику, но и на народное искусство. <>

Наряду с научной работой по теории полифонии, на кафедре возникло совершенно новое направление исследований и учебной работы — история полифонии. Ясно выраженное уже в последнем разделе упоминавшегося пособия С. С. Скребкова «Полифонический анализ», оно получило развитие в двухтомном труде В. В. Протопопова «История полифонии в её важнейших явлениях» (М., 1962, 1965).

Работы кафедры в области теории, истории и методики полифонии важны не только с точки зрения пропаганды классического наследия и освоения полифонических приёмов,— они раскрывают такие возможности полифонии, которые ещё не использованы художественной практикой. Советская наука о полифонии следует, таким образом, по стопам С. И. Танеева, который сделал немало указаний подобного рода в «Подвижном контрапункте». Значительные задачи стоят перед кафедрой и в области изучения народной полифонии, ибо фольклорные экспедиции приносят всё новые и новые образцы народного многоголосия из различных уголков нашей страны, в том числе и из тех мест, где музыкальная культура считалась монодийной.

Специальные   курсы   анализа   музыкальных   форм первые 10–15 лет после Октября читались Н. Я. Брюсовой, Г. Л. Катуаром, Г. Э. Конюсом, Л. Половинкиным и В. Э. Ферманом, придерживавшимися различных теоретических установок. Это были: теория ладового ритма — у Брюсовой, развитие традиций функциональной школы — у Катуара и Половинкина, теория метротектонизма — у Конюса и Фермана.

Проблемы анализа стали особенно актуальными после проведения упоминавшихся дискуссий по теориям ладового ритма и метротектонизма. Решение этих назревших к середине 30-х годов задач легло в Московской консерватории на плечи молодых тогда педагогов, ведших курс анализа,—Л. А. Мазеля, И. Я. Рыжкина и В. А. Цуккермана.

Основой вновь созданного курса (его продолжительность определялась первоначально в три, впоследствии же — в два года) явилось изучение музыкального произведения как целостного художественного явления, с подробным рассмотрением элементов музыкального языка и исторически сложившихся музыкальных форм (структур). Большое место заняло в курсе освещение историко–стилистических вопросов, что согласовывалось с общим устремлением советской музыкальной теории к историзму. Традиции советских теоретиков старшего поколения (Катуар, Конюс, Яворский) в переосмысленном виде вошли составной частью в новый курс анализа, будучи подчиненными главнейшей задаче — всестороннему изучению музыкального произведения и принципов его развития

Ярчайшим воплощением проблем и методов целостного музыкально–теоретического анализа явилась книга Л. А. Мазеля «Фантазия f-moll Шопена» (М., 1937). Это — первое в советское время специальное теоретическое исследование, посвященное одному произведению мировой музыкальной литературы и в то же время дающее обобщение характерных качеств стиля композитора. Разбирая шопеновское произведение, автор выявил его преемственные связи с искусством классиков и вообще классические черты в стиле Шопена, блестяще доказал единство музыкально–интонационного развития Фантазии, показал особенности её формы и содержания, связи с программностью.<>

Всё с большей активностью идет разработка проблем музыкальной формы. Складываются такие аспекты исследований:
а) наряду с дальнейшим изучением форм, разработанных в классической музыкальной теории, — выявление новых форм и структур, обусловленных содержанием (контрастно–составные формы и др.);
б) изучение принципов развития в музыке и на этой основе исследование взаимосвязи, взаимовлияний и переходов различных музыкальных форм, разработка типологии этих явлений в зависимости от идейно–художественного замысла произведений («переменность функций» в музыкальной форме, рассредоточенные вариационные циклы, большая полифоническая форма и т. д.);
в) разработка истории форм европейской музыки за последние столетия с целью вскрытия закономерностей исторического процесса, приведшего к образованию классических музыкальных форм, которые остаются основой и в современной реалистической музыке.<>

В теории музыки еще много нерешённых вопросов, они могут успешно разрабатываться только коллективными усилиями всего музыкально–теоретического фронта. Кафедра теории музыки Московской консерватории стремится внести свой вклад в эту обширную деятельность.<>

В первые послереволюционные годы курс инструментовки в Московской консерватории вели С. Н. Василенко, уделявший большое внимание этому предмету, и Г. Л. Катуар.

В начале 20-х годов были привлечены Р. М. Глиэр, Г. Э. Конюс и П. Д. Крылов. Н. Я. Мясковский, начавший свою педагогическую деятельность с 1921 года, также проводил занятия и по инструментовке со своими учениками–композиторами. Несколько позднее пришли на педагогическую работу А. М. Веприк, Л. А. Половинкин; чтение партитур стал вести Н. Я. Выгодский, курс акустики музыкальных инструментов читал П. Н. Зимин.

В учебных планах 20-х годов инструментовке и чтению партитур уделялось серьёзное внимание. Инструментовка изучалась на всех факультетах. На композиторском, историко–теоретическом и дирижёрском отделениях курс был расширенным; в него входили инструментоведение, практические работы по оркестровке и лекции о современных достижениях в области оркестра.

В 1932 году в консерватории была образована кафедра инструментовки, которую возглавил С. Н. Василенко. В состав кафедры вошли вместе с ранее преподававшими новые педагоги, среди которых были и опытные мастера, и молодые, недавно окончившие консерваторию композиторы: Б. А. Александров, Н. Н. Зряковский, Н. П. Иванов–Радкевич, Ю. Г. Крейн, Н. П. Раков, Д. Р. Рогаль–Левицкий, М. Л. Старокадомский. Несколько лет спустя инструментовку стали вести Б. Н. Лятошипскпй, В. П. Ширинский.

В предвоенные годы кафедра пополнилась новой группой композиторской молодёжи. Это были: Н. П. Будашкин, М. И. Душский, Я. С. Солодухо, Б. Н. Трошин, Г. С. Фрид, О. К. Эйгес (инструментовка), Ф. Е. Витачек, В. Р. Энке (чтение партитур). Начавшаяся война прервала их педагогическую деятельность.

В годы войны в число педагогов по инструментовке вошел Д. Д. Шостакович, который вёл этот курс для своих учеников–композиторов.

В 1944 году преподавать чтение партитур начали А. Л. Локшин и Н. И. Пейко, несколько позднее к ним присоединился М. А. Меерович. С 1945 года начал работу на кафедре инструментовки также Ю. А. Фортунатов. Курс инструментовки для своих учеников по композиции с 1949 года читает М. И. Чулаки. В 50-е годы на кафедре работал К. С. Хачатурян, который вёл класс общей и специальной инструментовки.

После смерти С. Н. Василенко (1956) кафедру возглавлял до своей кончины (1962) Д. Р. Рогаль–Левицкий. В настоящее время кафедрой руководит Е. П. Макаров, преподающий в консерватории с 1957 года, а в состав педагогов входят: Н. П. Раков, Ю. А. Фортунатов, И. А. Барсова (ученица Ю. А. Фортунатова), Э. В. Денисов, А. Г. Шнитке (ученики Н. П. Ракова) и Г. И. Сальников — педагог военно–дирижёрского факультета.

На протяжении всей своей деятельности кафедра ведёт систематическую работу по совершенствованию учебных программ. В 1946 году кафедра опубликовала программы специальных курсов инструментовки и чтения партитур .

В дальнейшем этот основной методический документ, определяющий содержание учебного процесса, коллективно перерабатывался при участии С. Н. Василенко, Д. Р. Рогаль–Левицкого, М. Л. Старокадомского, Н. Н. Зряковского и Ю. А. Фортунатова. С возможной полнотой программы отражали курсы, изучаемые студентами–композиторами, музыковедами и дирижёрами. Новым было распределение материала по трём разделам — лекционным занятиям, практическим работам и анализу партитур. В основных своих частях эти программы действуют и поныне.

В последние годы кафедра снова обратилась к работе над программами. В 1965 году вышла в свет программа по курсу чтения симфонических партитур, в которой систематизирован накопившийся опыт преподавания этой дисциплины. Программа, утвержденная Министерством культуры СССР, составлена И. А. Барсовой при участии Ю. А. Фортунатова и Е. П. Макарова.

В настоящее время Н. П. Раковым, Ю. А. Фортунатовым и Е. П. Макаровым ведётся переработка программы по инструментовке, которая должпа отразить методический опыт последних десятилетий и значительно более полно охватить современную советскую и зарубежную музыку.

Научная и научно–методическая работа, которая ведётся педагогами в области инструментовки, — это одно из важнейших завоеваний советского музыкального образования. До революции такого рода труды предпринимались лишь по личной инициативе отдельных музыкантов. Теперь изучение проблем инструментовки ведётся систематически, и в результате — литература в этой области обогатилась многими интересными, содержательными трудами.<>

Традиции советской музыкально–исторической науки восходят к трудам Одоевского, Серова, Стасова — классиков русского музыкознания, а также лучшим работам зарубежных музыковедов. Но только в новых условиях социалистической действительности началось систематическое развитие отечественной истории музыки и как сферы профессиональной работы, и как специальной учебной дисциплины, занимающей видное место в воспитании советских музыкантов. Из предмета «подсобного» или факультативного она превращается в одну из ведущих дисциплин, формирующих сознание молодого музыканта.<>

Задачи музыкально–исторического образования в условиях советских консерваторий всегда находились в нерасторжимой связи с научной музыковедческой мыслью. Здесь трудно провести грань между наукой и критикой, наукой и педагогикой в собственном смысле слова. Работая в стенах консерваторий, советские историки музыки стремятся творчески развивать и обогащать лекционный курс результатами исследований, новыми научными данными, совершенствовать методику преподавания.<>

Организация в 1920 году Государственного института музыкальной науки (ГИМН) в Москве и Государственного института истории искусства в Петрограде (1919) создала необходимую базу для разработки научных проблем. Вопросы музыкознания широко освещались в периодической прессе, в том числе в журнале «Музыкальное образование», выпускавшемся Московской консерваторией с 1925 года под редакцией М. В. Иванова–Борецкого, К. Н. Игумнова, А. Б. Гольденвейзера и других крупных музыкантов. Широко развернулась популяризаторская работа в области музыки (издание популярных брошюр, массовые лекции, работа в самодеятельных кружках и т. п.).

В Московской консерватории центром музыковедческого образования становится научно–исследовательское отделение композиторского факультета, организованное в 1923 году по инициативе М. В. Иванова–Борецкого. Большая работа велась также на инструкторско–педагогическом факультете, где музыкально–историческим и теоретическим дисциплинам придавалось особое значение.

Основоположником музыкально–исторического образования в Московской консерватории является Михаил Владимирович Иванов–Борецкий — крупный учёный, известный своими трудами в области истории западноевропейской музыки. Ещё молодым человеком он заинтересовался старинной музыкой, что привело его к работе в музыкальных архивах и библиотеках Италии, а в дальнейшем и Германии. Близость к С. И. Танееву, к руководителю хора «Московская симфоническая капелла» В. А. Булычёву, участие в обществе «Музыкально–теоретическая библиотека» — все это стимулировало стремления Иванова–Борецкого к изысканиям о музыке классиков XVI–XVIII веков (Лассо, Палестрина, Бах, Гендель).

К педагогической работе Иванов–Борецкий пришёл в 1921 году, будучи уже видным музыкальным деятелем, автором работ о мастерах хоровой полифонии эпохи Ренессанса и некоторых композиторах XIX века.

В 20-е и начале 30-х годов им созданы фундаментальные труды, положившие начало систематическому развитию советского музыкознания... <>

Иванов–Борецкий явился составителем и редактором обширной серии переводов на русский язык иностранных трудов по истории и теории  музыки,  издававшихся с егопредисловиями и примечаниями.<>

Широту взглядов Иванов–Борецкий передал своим ученикам, из которых назовем здесь Т. Ливанову, Ю. Келдыша, Д. Житомирского, А. Соловцова, Н. Бачинскую. Все они стали педагогами Московской консерватории.

В начале 30-х годов на педагогическую работу были приглашены молодые историки — А. А. Альшванг, Б. В. Левик, А. А. Хохловкина. На протяжении ряда лет они читали лекционные курсы истории музыки. После оставления работы в консерватории ими было написано подавляющее большинство их трудов, весьма ценных для музыкознания.<>

В тесной связи с работой по истории отечественной музыки протекает деятельность кабинета народного творчества. Основанный под руководством К. В. Квитки ещё до войны кабинет особенно широко развернул свою деятельность в послевоенные годы. Интерес к истории отечественной культуры, к проблеме народности и национальной самобытности русского искусства позволил не только организовать работу по систематическому собпранию образцов народной музыки, но и создать труды обобщающего характера. В настоящее время кабинет, руководимый А. В. Рудневой, охватывает различные стороны и проблемы советской фольклористики.

Среди учёных–фольклористов почётное место принадлежит Клименту Васильевичу Квитке. Встав во главе кабинета народной музыки в конце 30-х годов, К. В. Квитка начал свою деятельность с подготовки научных экспедиций и собирания материалов, необходимых для построения курса музыкального фольклора.