Произошла Февральская революция. Бурное развитие общественно–политических событий затронуло все сферы русской жизни, отозвалось оно и на консерватории... Несколько месяцев — март — октябрь 1917 года — составляют кратковременный, но богатый содержанием этап в дооктябрьской истории Московской консерватории. На нём лежит отпечаток переходного времени. Вновь, но с небывалой остротой встаёт вопрос об автономии консерваторий, а рядом с ним рождённые временем проблемы: о демократизцации внутреннего уклада консерваторий, о поисках новых форм коллегиального руководства учебным заведением, о правах учащихся и степени участия их в реформировании разных сторон консерваторской жизни. <>

В марте 1917 года пресса выступила с проектами реформ по руководству искусством. Главнейшим и единодушным было требование полной автономии консерваторий и других музыкальных учебных заведений и учреждений с передачей им соответствующего имущества и капитала РМО.

Как и десять лет назад, было выдвинуто требование передать консерватории в ведение государства, с осуществлением контроля над консерваториями через Министерство искусства. Выдвигалось и другое предложение — о реорганизации Русского музыкального общества в «Совет РМО», учрежденный на выборных началах.

В конце марта в Москве проходил съезд директоров и представителей Художественных советов российских консерваторий. Активное участие в работе съезда приняли и москвичи.

В марте состоялись заседания Художественного совета, носившие характер подготовки к съезду. Совет избрал комиссию по пересмотру устава и подготовке нового его проекта. В неё вошли А. Э. Глен, А. Б. Гольденвейзер, Н. С. Морозов и Г. П. Прокофьев. Последние были избраны также представителями Московской консерватории на съезд. Главою делегации, разумеется, являлся директор М. М. Ипполитов–Иванов.

К съезду Совет Московской консерватории выработал свои предложения, записанные в следующем постановлении:
«Ввиду предполагаемого пересмотра Устава консерваторий Художественным советом постановлено внести в новый устав следующие пожелания:
1) о признании консерваторий высокими автономными, правительственными учебными заведениями, содержащимися, кроме имеющихся у нас собственных средств, на средства от Правительства;
2) управление консерваторией должно принадлежать Совету консерватории, её директору и правлению в лице Хозяйственного комитета;
3) учащиеся оканчивают курс с аттестатами и дипломами, не окончившим выдается удостоверение о пройденном; кроме учащихся, в консерватории допускать и вольнослушателей;
4) права, сопряжённые с окончанием консерватории, уравнять с высшими учебными заведениями, а окончивших высшие дополнительные курсы удостаивать званием Свободного художника;
5) программы всех консерваторий должны быть объединены;
6) научные классы в консерваториях упразднить».

На следующем заседании Совета 19 марта было вынесено мнение о желательности учредить при Временном правительстве специальный орган (комиссариат) для государственного руководства Русским музыкальным обществом. Художественный совет Московской консерватории поручил своим представителям на съезде передать эти предложения уполномоченным Временного правительства.

Московский съезд работал в течение трех дней (27, 28 и 29 марта). Помимо чиновников РМО, на нём присутствовали делегации от пяти русских консерваторий — Петроградской, Московской, Киевской, Саратовской и Одесской. На съезде разгорелась борьба между представителями консерваторий и Главной дирекцией РМО. Необходимость пойти в сложнейшей обстановке на уступки продиктовала руководству РМО тактический ход: на съезде было зачитано сообщение председателя РМО, принцессы Е. Г. Саксен–Альтенбургской, о даровании консерваториям полной художественной автономии — с уклончивым добавлением: «до выработки нового устава». В то же время чиновники Главной дирекции решительно воспротивились признанию независимости консерваторий в материальном отношении. На съезде в качестве основы для проекта нового устава были приняты предложения Петроградской консерватории.

В течение апреля и мая Художественный совет Московской консерватории изучал материалы съезда и обсуждал проект устава, имея в виду участие деятелей РМО в предстоящем Всероссийском съезде, который намечался на май. 16 апреля М. М. Ипполитов–Иванов направил члену Главной дирекции РМО В. И. Тимирязеву письмо, в котором высказался о необходимости всестороннего и широкого обсуждения проекта устава, в основании которого лежал принцип перехода консерваторий в ведение государства. По мнению М. М. Ипполитова–Иванова, проект надлежало обсудить на майском съезде и на советах каждой консерватории, с тем чтобы в конце лета второй съезд представителей консерваторий установил бы окончательную редакцию проекта. После того проект мог быть передан на утверждение в законодательном порядке. В том же письме М. М. Ипполитов–Иванов высказался о желательности иметь в качестве посредника между консерваторией и местной дирекцией РМО специального правительственного комиссара .

Новый «Проект устава государственных консерваторий» был, бесспорно, более радикальным, чем все предыдущие. В нём утверждался принцип полной независимости консерваторий (в художественном, административно–правовом, финансовом отношениях) и система коллегиальности во внутреннем их управлении. При директоре предусматривалось создание хозяйственного комитета, обязанного вести все материальные дела консерватории. Одновременно при директоре должен был работать Совет, состоящий из представителей отделов. Назначение этого Совета — предварительная подготовка и согласование вопросов, представляемых в дальнейшем на рассмотрение и решение Художественного совета. Художественный совет рассматривался как правомочный орган в решении всех важнейших вопросов жизни консерватории

Однако на майском съезде деятелей РМО, происходившем в Петрограде, Главная дирекция, опираясь на специально подобранный состав участников, добилась отклонения этого проекта — в его главных статьях, устанавливающих действительную независимость музыкальных учебных заведений от РМО.

Несмотря на это, во внутренней жизни Московской консерватории постепенно начали обнаруживаться признаки демократизации, проявлявшиеся в сфере организационной (метод коллегиального управления) и во взаимоотношениях Совета консерватории с учащимися.

На последнем (в 1916/17 учебном году) заседании Художественного совета, состоявшемся 2 мая, были избраны две комиссии для помощи директору в хозяйственных и учебно–организационных вопросах. В состав хозяйственной комиссии вошли Н. С. Морозов, А. Э. Глен и Г. П. Прокофьев; в библиотечной комиссии, созданной для наведения порядка в библиотеке, приняли участие Л. Б. Гольденвейзер, Р. Ф. Валашек и В. Г. Вильшау.

На первых же заседаниях Художественного совета в новом учебном году был заслушан доклад Г. П. Прокофьева о работе майского съезда музыкальных деятелей, и Совет принял решение о введении новых коллегиальных форм руководства в Московской консерватории. На отделениях были созданы Советы профессоров и избраны председатели этих Советов. Фортепианное отделение возглавил Совет профессоров в составе А. Б. Гольденвейзера (председатель), К. Н. Игумнова, Г. П. Прокофьева; вокальное — И. Я. Горди (председатель), У. А. Мазетти, А. В. Секар–Рожанский; оркестровое — А. Э. Глен (председатель), В. Н. Денте, С. В. Розанов; теоретическое — Н. С. Морозов (председатель), С. Н. Василенко, А. А. Ильинский.

Характерной чертой этих переходных месяцев было развитие общественной инициативы и активности учащихся консерватории, что явилось отголоском общего широкого движения студенчества в учебных заведениях страны. Правда, степень активности и самый характер общественных выступлений учащихся Московской консерватории свидетельствуют о значительной ещё неразвитости их общественно–политического сознания, в чём сказалась специфичность контингента учащихся тогдашних консерваторий и общая замкнутость, отгороженность музыкальных учебных заведений от революционно–демократического движения. Московская консерватория, как и другие консерватории России, не была в этом смысле передовым, политически активным центром, как, например, Московский университет или некоторые другие высшие учебные заведения. Политической окраски движение консерваторской молодёжи в то время не имело, и её выступления носили ещё робкий характер, касались частных, большей частью второстепенных вопросов консерваторского быта. И всё же само зарождение организации в среде учащихся и их стремление принять участие в демократизации консерватории было симптоматичным и важным явлением.

Уже в начале марта возникло Правление общества учащихся, которое обратилось в Художественный совет за разрешением принять участие в общем собрании учащихся высших учебных заведений :

Ученики Московской консерватории участвовали и в майском съезде представителей учащихся четырех консерваторий (петроградцы не приехали), который проходил в Киеве. На съезде была принята резолюция в поддержку нового проекта устава консерваторий, и делегат от учащихся позднее выступил с этой резолюцией на упомянутом выше майском (петроградском) съезде музыкальных деятелей РМО. Резолюция призывала съезд стать на путь радикализма в переустройстве различных сторон русской музыкальной жизни.

Общественная организация учащихся Московской консерватории выступила и в сфере внутренней жизни учебного заведения. В апреле Художественный совет рассмотрел заявление Правления общества учащихся. Наиболее важными пунктами этого заявления было пожелание учредить специальный орган, который служил бы посредником между учащимися и Художественным советом, а также требование снизить чрезмерно высокую плату за учение, возросшую с двухсот до двухсот пятидесяти рублей. В заявлении подчёркивалось, что нельзя удовлетворять денежные нужды консерватории за счёт учащихся. В ответ на этот последний пункт заявления Художественный совет признал ненормальность и нежелательность сложившегося положения, но разъяснил, что повышение суммы платы за обучение есть вынужденная и временная мера, вызванная ухудшением материального положения консерватории в последнее время. Для установления постоянного контакта между Правлением и Художественным советом была создана согласительная комиссия, в состав которой вошли А. Б. Гольденвейзер, Н. Н. Званцев, Н. С. Морозов и Г. П. Прокофьев.

Интересно отметить проявленную учащимися инициативу и в области музыкально–просветительской. На первом же заседании Художественного совета, состоявшемся в начале нового учебного года, был в принципе положительно решён вопрос об открытии общедоступных концертов (силами учащихся и по их инициативе) в стенах учебного корпуса консерватории. В решении Совета записано: «Поручить согласительной комиссии совместно со старостами учащихся обсудить вопрос об общедоступных концертах самих учащихся в классе № 28».

Итак, в рассматриваемый период Московская консерватория продолжала оставаться одним из главнейших питомников молодых музыкантов–профессионалов. Число учеников консерватории непрерывно возрастало, и всё новые и новые кадры молодых русских музыкантов вливались в русскую музыкальную жизнь. При богатой концертной жизни Москвы в 1907–1917 годы, когда на московских концертных эстрадах соперничали между собой несколько первоклассных симфонических оркестров, когда постоянно гастролировали выдающиеся иностранные артисты, консерваторские концерты не могли играть ни ведущей, ни даже особо видной роли, как это было в период директорства В. И. Сафонова. Но всё же концерты учащихся консерватории давали хорошие сборы, ими интересовались не только любители, но и широкая публика, о них писали в газетах и журналах, они составляли неотъемлемую часть музыкальной жизни Москвы.

Честь Московской консерватории поддерживали также концерты, дававшиеся профессорами консерватории и окончившими её молодыми артистами. Некоторые из профессоров вели с успехом регулярную концертную деятельность, выступая с самостоятельными концертами и в камерных ансамблях. Н. К. Метнер, К. Н. Игумнов, А. Б. Гольденвейзер, Ф. Ф. Кёнеман, А. Ф. Гедике, М. И. Пресс и другие были известны как высокоталантливые артисты–исполнители, лучшие представители русского исполнительского искусства.

Описываемый период в жизни Московской консерватории заключает дореволюционную историю её существования. За пятьдесят лег она прошла большой и славный путь. Велика её роль в создании кадров русских музыкантов–профессионалов. Московская консерватория выпустила десятки блестящих талантов, прославивших её имя в России и Европе, воспитала сотни музыкальных деятелей, честно и самоотверженно работавших на трудном поприще музыкальной культуры в родной стране.

Консерватория в большой степени способствовала развитию русской музыкальной культуры, поскольку её воспитанники, работая в других городах, распространяли повсюду те основы музыкальной культуры и образования, которые были получены ими в Московской консерватории. Хорошо известна плодотворная деятельность Л. В. Николаева в Петербурге, Г. Э. Конюса в Саратове, 3. П. Палиашвили в Грузии, Г. Н. Беклемишева и Р. М. Глиэра в Киеве, М. Л. Пресмана в Ростове.